Плач в ночи - Страница 84

В последний вечер февраля ей было особенно тревожно.

Казалось, в доме застыла особо раздражающая тишина. Нарочитый смех во время телепрограммы, где пара швыряла друг в друга какую-то безделушку, заставил Дженни выключить телевизор. Она сидела, уставившись перед собой невидящим взглядом. Зазвонил телефон. Теперь уже без надежды она сняла трубку:

— Алло.

— Дженни, это пастор Барстром из лютеранской церкви «Сион». Как у вас дела?

— Очень хорошо, спасибо.

— Надеюсь, Эрих передал наши соболезнования насчет потери малыша. Я хотел навестить вас, но он предложил, чтобы я сделал это позже. Эрих дома?

— Нет, в отъезде. Я не знаю точно, когда он вернется.

— Понятно. Тогда напомните ему, пожалуйста, что наш центр для престарелых граждан почти готов. Я хочу, чтобы Эрих, как самый крупный жертвователь, знал, что церемония открытия - десятого марта. Он очень щедрый человек, Дженни.

— Да. Я передам ему, что вы звонили. Спокойной ночи, пастор.

Без пятнадцати два снова раздался звонок. Дженни лежала в постели, положив рядом стопку книг, в надежде, что одна из них поможет ей скоротать ночь.

— Дженни...

— Да.

Это Эрих? Его голос звучал по-другому - высокий, напряженный.

— Дженни, с кем ты говорила по телефону? Около восьми часов. Ты улыбалась во время разговора.

— Около восьми? — Дженни притворилась, будто думает, постаралась не выкрикнуть: «Где Бет и Тина?»— Сейчас вспомню... — Она намеренно помолчала. Шериф Гундерсон? Марк? Дженни не осмелилась упомянуть ни одно из этих имен. Пастор Барстром. — Эрих, звонил пастор Барстром. Хотел поговорить с тобой, пригласить на открытие центра для престарелых граждан.

Ладони у Дженни вспотели, а губы дрожали, когда она ждала ответа мужа. Держать его на телефоне. Может, тогда сумеют отследить звонок.

— Ты уверена, что это был Барстром?

— Эрих, с чего бы мне выдумывать? — Дженни прикусила губу. — Как там девочки?

— Хорошо.

— Дай мне поговорить с ними.

— Они очень устали. Я уложил их спать. Ты сегодня прелестно выглядела, Дженни.

«Я сегодня прелестно выглядела».Ее начало колотить.

— Да, я там был. Смотрел в окно. Ты должна была догадаться, что я рядом. Если бы ты любила меня, то догадалась бы.

Дженни разглядывала хрустальную вазу, призрачно-зеленоватую в темноте.

— Почему ты не вошел?

— Не хотел. Я просто хотел удостовериться, что ты еще ждешь меня.

— Я жду тебя, Эрих, и жду девочек. Если не хочешь быть здесь, то разреши мне приехать к вам.

— Нет... еще нет. Дженни, ты сейчас в постели?

— Да, конечно.

— В какой ты сорочке?

— В той, которая тебе нравится. Я часто ее надеваю.

— Может, мне стоило остаться...

— Может. Мне жаль, что ты не остался.

Молчание. В трубке слышался шум машин. Должно быть, он все время звонит из одного и того же телефона-автомата. Он был за окном.

— Ты не сказала пастору, что я злюсь на тебя?

— Конечно, нет. Он знает, как сильно мы любим друг друга.

— Дженни, я звонил Марку, но было занято. Ты с ним говорила?

— Нет.

— Ты правда говорила с Барстромом?

— Можешь позвонить ему сам и спросить.

— Нет. Я тебе верю. Дженни, я постараюсь все же дозвониться до Марка. Я только что вспомнил. У него моя книга. Хочу ее вернуть. Ее место - на третьей полке библиотеки, четвертая справа.

Голос Эриха менялся, становился хныкающим, капризным. Что-то было в нем...

Дженни снова услышала это - пронзительный крик, который чуть не уничтожил ее своими обвинениями:

— Марк - твой новый дружок? Он любит плавать? Шлюха. Убирайся из постели Каролины. Сейчас же убирайся.

Щелчок. Затем тишина и гудок - мягкий безличный гудок в трубке.

Глава 37

Через двадцать минут позвонил шериф Гундерсон:

— Дженни, телефонная компания частично отследила звонок. Мы знаем, из какого района он звонил. Где-то около Дулута.

Дулут. Северная часть штата. Почти шесть часов езды на машине. Это значит, что, если Эрих остановился там, он выехал в середине дня, чтобы в восемь часов смотреть в окно.

Кто был с детьми в его отсутствие? Или он оставил девочек одних? Или их уже нет в живых? Дженни не разговаривала с ними с шестнадцатого февраля, почти две недели.

— Он безумен, — невыразительно произнесла она.

Шериф не стал впустую ободрять ее.

— Да, думаю, так и есть.

— Что вы можете сделать?

— Хотите, чтобы мы предали дело огласке? Сообщили на телевидение и в газеты?

— Господи, нет. Этим мы подпишем смертный приговор девочкам.

— Тогда район Дулута прочешет специальная команда. И мы хотим оставить полицейского у вас в доме. Ваша жизнь тоже может быть в опасности.

— Ни в коем случае. Он узнает.

Почти полночь. Скоро 28 февраля перейдет в 1 марта. Дженни вспомнила свое детское суеверие: если в последнюю ночь месяца, засыпая, скажешь «заяц, заяц», а утром первого дня месяца проснешься, говоря «кролик, кролик», твое желание сбудется. Бывало, Дженни с Наной устраивали из этого игру.

— Заяц, заяц, — громко сказала Дженни в тишину комнаты, повысила голос: — Заяц, заяц. — И пронзительно закричала: — Заяц, заяц, мне нужны мои дети! — Всхлипывая, она упала обратно на подушку. — Мне нужна Бет, мне нужна Тина.

Утром глаза у Дженни так опухли, что она едва видела. Она с трудом оделась, спустилась вниз, сварила кофе, ополоснула чашку и блюдце. При мысли о еде ее тошнило, а загружать посудомоечную машину одной чашкой с блюдцем не было смысла.

Набросив лыжную куртку, Дженни поспешила на улицу и, обогнув дом, подошла к окну на южной стороне, которое смотрело на жилой угол кухни. Под этим окном на снегу отпечатались следы - они выходили из леса и возвращались туда же. Пока Дженни сидела на кухне, Эрих стоял тут, прижавшись лицом к стеклу, и наблюдал за ней.